Снова геройствовать буду я. В смысле Аффтар. Пару рассказиков ,так сказать , для настроения... Странно "ОНО" как то отформатировало письмена  как то ,но с этим бороться не умею.

Машина времени.

                                                                                                  «Восприятие времени – странная (причудливая) перцепция в том смысле, что оно имеет скорее когнитивную, нежели физическую или нейронную основу. Действительно, нет ни очевидных сенсорных рецепторов или органов, предназначенных для восприятия времени, ни каких-либо непосредственных, наблюдаемых ощущений, вызываемых специфическими стимулами, связанными со временем. Продолжительность (течение) времени не имеет никаких «вещественных» признаков, свойственных большинству физических стимулов».

                                                                                                                                                                                                                                                 «Ощущение и восприятие». 

                                                                                                                Шиффман Х.  

Стекло возникло внезапно. В принципе оно никуда и не пропадало,  чтобы возникнуть, но всегда появляется на пути перед  глазами вдруг  и внезапно.

Вот так: рраз - и вот оно. Сворачивать уже поздно и остаётся только ждать столкновения звона и «дребезга». И в этот момент, когда,  кажется, что столкновение уже вот-вот, время начинает выкидывать свои знаменитые фортели. Оно кривляется и гримасничает, замедляя свой бег и движение всего вокруг. Всё постепенно останавливается и начинает казаться огромным и бесформенным. Как тот дубовый старинный платяной шкаф, мирно доживающий свой век в соседней комнате.

Звуки растягиваются подобно конфете ириске, липнут  ко всему, что встречается на их пути, превращаясь в невнятные вязкие гласные.  Гудят, как будто кто- то придерживает рукой пластинку, меняя скорость вращения. Мужские голоса «басят», словно все пытаются пародировать Шаляпина, а женские  перестают раздражающе взвизгивать, и становятся похожими по тембру на блеянье юношей в период полового созревания.

Но в этом застывшем янтаре времени, можно разглядеть то, на что в движении никогда не обращаешь  внимание. Вот застыла капля воды на цветке. Да и сама роза замерла.  Ни дать ни взять «каменный цветок» -не шелохнётся, и удивлённо, и как - то немного испугано даже, таращится маленькая гусеница с куском зелёного листа, намертво зажатым в челюстях. Она пытается проглотить больше себя по размеру. Микроскопические ворсинки и пылинки зависли в воздухе, как в космосе, напоминая метеоритный пояс.  И только мельчайшие бактерии столь стремительны, что даже в застывшем пространстве продолжают своё движение как ни в чём небывало.

И чем ближе к стеклу, тем  длиннее и длиннее становится путь. Как если бы взять кусок резины,  зацепить за один конец и тянуть  вперёд насколько возможно. К стеклу. Но в какой - то момент резина рвётся, время мгновенно сжимается, как будто и не было его, а застывшее на мгновенье пространство, сворачивается в удар головы о стекло.

Стеклу всё равно. Оно прочное. Ни царапинки ,ни точечки на нём. Оно равнодушно отбрасывает прочь от себя муху ,которая по инерции ещё и ещё безрезультатно бьётся, пытаясь пробить головой, спиной крыльями наконец отверстие, и вылететь в иной мир за стеклом. Но вместо этого, выбившись из сил, немного разочаровано возвращается к своим под люстру, набираться сил для нового путешествия во времени.

Хруст.

                     Хруст — хруст-треск при разрушении чего- либо  сухого, ломкого, хрупкого.                  

                                                       (Современный толковый словарь русского языка Ефремовой)

... Опять этот звук. Он не вползает в сон, как это бывает с другими звуками, а вламывается  в голову грохотом сотен водопадов. Взрывается в мозгу вспышкой ядерного взрыва, заставляя немедленно вскочить и нестись без оглядки в любую сторону, лишь бы не слышать, не чувствовать, не осознавать.

А звук, мерзкий и бесконечно, невыносимо длинный, оглушающий и всепроникающий, кажется, не прекратится никогда. И  приходится бежать , бежать не разбирая дороги от проклятого этого места в другое не менее проклятое ,но хоть на время дающее передышку в этом бессмысленном марафоне.

К счастью, не каждое утро наступает именно так. Бывает, ранним утром, робкие лучи утреннего солнца нежно ласкают моё убежище, и я выбираюсь по его зову, и впитываю в себя его тепло и ласку. А лёгкий ветерок колышет листья деревьев, и просыпающаяся трава умывается ночной росой, давая её и  муравьям и бабочкам.

В эту райскую дыру нас загнало излучение, природу которого выяснить так и не удалось. В какой - то момент оно перестало слушаться шаманов и отступать, или хотя бы ослабевать на время.

Сегодня уже трудно вспомнить, как и когда оно появилось, кто его первый обнаружил, но слухи о его крайней опасности распространились мгновенно. Никто из первопроходцев, пытавшихся найти бреши в излучении не вернулся домой. Оно сожрало их  всех  с невероятной скоростью, выжигая организм изнутри. Миллиарды погибших, за какие - то пять-шесть лет, а оно наступало и наступало, окружало и убивало.

А мы, всегда так хорошо приспосабливающиеся к любой отраве, к любой гадости, так и не смогли ничего противопоставить ползущей и стремительно ширящейся смерти. И самое жуткое было видеть, что излучение губительно только для нас, остальные обитатели планеты оказались, не столь чувствительны к нему.  Во всяком случае, не так явно и совершенно ничем не могли нам помочь. И вот однажды, не выдержав всего этого, мы покинули свои насиженные места, оставив города и сёла, переселились в глушь, в то время практически безлюдную и неизведанную ранее.

Вынужденный дауншифт  пошёл нам на пользу. На какое – то время стало легче дышать. В этой глуши не оказалось даже привычных и, почти родных нам, отравляющих веществ, и популяция стала понемногу восстанавливаться. Огромное количество Нимф радовало глаз своим стремительным превращением в Имаго. С пропитанием поначалу было туговато, но приспособились и к растительной пище, выкручивались как - то.

Пока не появился Хруст. Длинный, оглушительный, оставляющий за собой десятки трупов, размазанных по земле, искореженных разорванных, со сломанными лапками и декоративными нашими крыльями, спасти которые не  могли наши  хрупкие панцири. Так пришла новая смерть. Такая же хищная и неумолимая. С  нескрываемым удовольствием, исступленно давят, топчут нас, своих извечных ближайших соседей,  живших за многие миллионы лет  до появления человечества.  И, живя, бок о бок, с нами тысячелетия, огромные ботинки и небольшие  туфли,  на каблуках и без, и даже детские сандалики, всепонимающих царей природы, за какую - то невиданную провинность, ненавидят маленьких безвредных  Blattella germanica.